— С обоими, товарищ полковник, — сказал Агеев. — Холмс принес кучу материалов на городского прокурора: внеслужебные связи с руководителями оргпреступности, злоупотребления, волокита, из-за которой погибли несколько свидетелей и потерпевших. Теперь, ждет результата, каждый день звонит, спрашивает.

Заишный запил капсулы минеральной водой.

— А второй что?

— Живет на конспиративной квартире на Кавказской. Не могу выгнать. Говорит: идти некуда, вытаскивайте, помогайте…

Полковник молча жевал губами, уставившись в стену, будто проталкивал желатиновые гранулы по пищеводу. Организм тоже не дурак, он уже с пятого приема распознает опасную химию и упирается, как только может. Теперь Заишный заместитель начальника Управления и непосредственный руководитель программы «Чистые руки».

Точнее, был им до вчерашней шифрограммы.

— А что мы теперь можем сделать? — видно, лекарство благополучно провалилось в желудок, и полковник повеселел.

— Программа свернута, и ничего удивительного в этом нет. Придумал ее Коржов, чтобы подмять всех под себя: и правительство, и МВД, и прокуратуру, и налоговиков, и нас… Но теперь его нет, а если маховик не крутить, то он останавливается. Скандалы никому не нужны, ниточки всегда тянутся во все стороны, лезут вверх… Надо или рубить сотни голов, либо отрезать ниточки. А тогда зачем вообще все это затевать?

Агеев почтительно слушал, глядя в пол перед собой.

— Так что ничего удивительного, — повторил Заишный. — Обществу нужна стабильность, а громкие процессы и газетные разоблачения ее не добавляют. Скорее наоборот… Так что… Ты же сам читал: уборка закончена, и свиньи…

— Свиньи возвращаются к корытам, — закончил майор. — Но они сожрут наших лучших агентов.

— Могут, — кивнул полковник. — Но вовсе не обязательно.

Слева от Заишного возвышалась стопка опустевших скоросшивателей. На полу справа — горка мятой бумаги. Бумажные снежки, распрямляясь, издают неприятный скрип — это трупы, расправляющие коченеющие члены, следуя последнему зову условного рефлекса. Агеев, слава Богу, уже навел порядок у себя в кабинете. Новый этап требует новых подходов. Но скоросшиватели — одно, а живые люди-другое..

— Так что мне с ними делать, товарищ полковник? — снова спросил майор.

— С кем? — поднял утомленные глаза Заишный.

— С Холмсом и Кирпичом, — терпеливо повторил Агеев.

— Да ничего не делать. Холмс работает в прокуратуре, ему ничего не угрожает.

Ведь так?

— Недавно на него было покушение…

— Это обычный риск следственной работы. Мы обеспечили ему табельное оружие, теперь он защищен…

Агеев промолчал. Заишный действительно звонил прокурору области и просил выдать Холмсу пистолет. Но «разворошить муравейник» Холмса просил он, Агеев. И тот влез глубоко. Если его бросить, пистолет не поможет. Но спорить с начальством — одно из самых неблагодарных занятий.

— Пусть продолжает работать, пусть информирует об обстановке в прокуратуре.

Объясните ему, что сейчас мы работаем в режиме накопления информации, но в любой момент обстановка может измениться. И он в любой момент может быть востребован, как офицер госбезопасности.

— Так, может быть, сейчас…

Полковник покачал головой.

— Решения должны быть зрелыми и политически взвешенными. Завтра может прийти приказ об аннулировании зачисления в штаты лиц, задействованных в программе «Чистые руки». А может и не прийти. В зависимости от этого и мы можем действовать либо так, либо этак. А пока пусть Холмс работает в прокуратуре.

— Так точно, — кивнул Агеев. — А второй?

— С ним еще проще. Ведь он не кадровый сотрудник. К тому же совершил тяжкое преступление. Это наш серьезный просчет. Точнее, ваш просчет!

Майор покаянно потупился.

— Надо исправлять положение. Исключите его задним числом из числа негласных сотрудников за… За выход из-под контроля и утрату связи с куратором. Это сразу снимет сяас ответственность.

— Так точно. Но он живет на Кавказской…

— У нас не гостиница. Объясните это ему. Очень мягко и деликатно, ведь он оказал нам помощь, и мы должны это помнить. И посоветуйте пойти в милицию и все рассказать. Это смягчит его вину. Про нас пусть не упоминает вообще. При этом условии мы поможем ему в колонии. Ясно? А вы собирайтесь на переподготовку в Москву. Три месяца. Подучитесь, отдохнете. И здесь все рассосется само собой.

— Так точно! — в третий раз сказал майор Агеев, четко развернулся через левое плечо и вышел из кабинета.

Вернувшись к себе, он сел, воткнув локти в столешницу. Стул под ним мерно раскачивался, словно майор уже мчался в спальном вагоне поезда «Тиходонск — Москва» навстречу своей судьбе, и ненастье расплывалось по стеклу стремительными горизонтальными линиями.

Вот такие дела… У каждого свои. Холмс и Кирпич ему не родственники и не друзья. К тому же у них свои головы на плечах, свои жизненные дороги. Иногда дороги расходятся. Сутки в СВ, бутылка коньяка, уходящий назад перрон… Ну и все такое. Это — долгожданный отдых. Нигде так не думается, как утром в постели, под стук колес, под сонное бормотание соседа. А если повезет и в купе окажется соседка…

Заишный прав — за это время здесь все рассосется само собой.

Часть четвертая

БЕЗ ПОДДЕРЖКИ

Глава первая

ПОКУШЕНИЕ

— Звонок раздался посередине ночи, когда самый глубокий сон и тяжелей всего подниматься. Денис вскочил с постели — в это время звонить могли только ему.

Джоди подняла голову, негромко зарычала. Дом напротив стоял черной стеной, хотя уже в половине пятого утра в квартирах зажигаются первые огоньки. Сколько же сейчас времени?

Трень-трень-трень.

Натыкаясь на стены, Денис вышел в коридор, но окончательно проснулся, лишь когда холодная трубка телефона коснулась уха.

— Слушаю, — пробормотал он.

— Денис Александрович? Срочный вызов: человека убили. Это недалеко, на улице Некрасова, двадцать третий дом. Выходите, сейчас за вами приедут.

— Хорошо, — сказал Денис. — Выхожу.

Но тут же спохватился:

— Постойте, почему я? Есть же дежурный следователь…

Но ответом стали только короткие гудки. Денис нервным движением пригладил волосы, опустил трубку на рычаг. Тело настойчиво просилось обратно под одеяло — туда, где тепло, где живут неостывшие еще обрывки сновидений.

— Что случилось?

Это мама, она вышла из спальни, кутаясь в халат. В последнее время «после той хамской выходки» она с ним практически не разговаривала. Но сейчас, похоже, сменила гнев на милость.

— Срочный вызов, — автоматически повторил Денис.

— Но ты ведь дежурил совсем недавно.

— Наверное, ЧП какое-то. Не знаю, ма.

Он уже залез в шкаф за свежими носками. Затем вернулся в свою комнату, нырнул в брюки, набросил рубашку. Вышел в ванную, ополоснул холодной водой лицо и шею.

Уже лучше. Осталось почистить зубы, и — порядок, он снова станет человеком.

— Какое еще ЧП?

Мама стояла в проеме двери ванной. Бледные губы, стеганый халат — жуткий писк моды конца семидесятых. Денис пожалел, что употребил эту идиотскую аббревиатуру:

ЧП.

— Может, убили какого-то начальника и сразу решили подключать город, а может, просто дежурный отъехал на другое происшествие… Знаешь ведь — молодыми всегда затыкают дырки.

Мама покачала головой; она, конечно, ничего такого не знала. В окне блеснул свет фар. Ладно, зубы можно почистить после. Денис бросил полотенце на крючок, быстро заправил рубашку.

— Где мой свитер, не знаешь?

— В шкаф убрала, — мама смотрела в окно. — А кто звонил?

Денис уже открыл было рот, чтобы сказать: ну какая тебе разница?! Но сдержался, чтобы очередной «хамской выходкой» не нарушить устанавливающийся в семье хрупкий мир.

Пройдя к себе в комнату, он полез в стол и извлек из-за пачки книг в правой тумбе пистолет в оперативной кобуре, туго обмотанной ремнями. Кургузый и тяжелый «макар» здорово отличался от привычного малокалиберного «ПЦС» для скоростной стрельбы. Денис долго не мог приспособиться, как его носить, пока не купил в «Охотнике» желтую открытую кобуру из мягкой кожи со стальной вставкой. Закрепив все ремни, он надел сверху пиджак, проверил, как достает рука до пластмассовой рукояти. Оказалось — нормально. «А действительно, кто звонил?»